Санкт-Петербургские ведомости. Игорь Транденков. Высота всегда впереди

ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА

БЕСЕДОВАЛ Сергей ПОДУШКИН

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 205 (6314) от 02.11.2018

На Играх Доброй воли-1994 в родном Петербурге он обыграл в секторе для прыжков с шестом великого Сергея Бубку, не раз покорял гроссмейстерский шестиметровый рубеж, дважды был чрезвычайно близок к победам на Олимпийских играх, оба раза завоевывая «серебро». А сегодня он работает на благо петербургского спорта уже как тренер. Правда, не в легкой атлетике — в женском волейболе, где отвечает за общефизическую подготовку команды «Ленинградка», выступающей в российской Суперлиге.

— Игорь Леонидович, с вашим ростом за 1,90 и родственными связями — вы ведь племянник легендарного тренера Владимира Кондрашина, по идее, могли стать баскетболистом. Что же пошло не так?

— Все просто — я начал быстро расти только в восьмом-девятом классе, а до этого, что называется, ростом не вышел. Дядя пристроил в спортивный интернат, но, само собой, не на баскетбол. В легкой атлетике тогда оставались места в прыжках с шестом и в спортивной ходьбе, а к ходьбе душа совсем не лежала. Вот и оказался в прыжках. Конечно, потом мог переключиться на баскетбол, тем более что в раннем детстве им занимался, да и на тренировках мы часто разминались баскетболом в формате «2 на 2», «3 на 3» и даже «5 на 5». Но прыжки к тому времени уже затянули.

— Каким Владимир Петрович Кондрашин был в личном общении?

— Конечно, на дядю Володю наложила отпечаток беда с его сыном и моим братом Юрой, родившимся инвалидом. Пока бабушка была жива, мы все регулярно собирались на праздники. Много общались — он был очень умным, добрым человеком, а как тренер очень жестким. И при этом высокообразованным — видел, сколько у него баскетбольных журналов на английском языке об НБА, он пристально следил за всеми тенденциями мирового баскетбола. И заслуженно добивался больших побед.

— Как вы, кстати, приняли фильм «Движение вверх» о победе сборной СССР под руководством Кондрашина на Олимпиаде-1972 в Мюнхене?

— Хорошее, красивое кино про спортивное достижение нашего народа. Да и ляпов гораздо меньше, чем в американских фильмах на подобную тематику. Жаль только, что создатели изменили фамилию Кондрашина на Гаранжина — они могли бы и договориться с семьей Владимира Петровича.

— Понятно, почему вы не стали баскетболистом, но как вы, знаменитый легкоатлет, попали в волейбол?

— Все благодаря моим друзьям-волейболистам. Дмитрий Кувичка развивал в городе пляжный волейбол и попросил подтянуть ребят- «пляжников» физически. Юра Чередник — мой одноклассник, через него познакомился с Олегом Шатуновым. Он-то и подтянул меня в «Ленинградку» в 2006 году, когда стал работать вторым тренером у Александра Кашина. Отработал три сезона и ушел не потому, что меня что-то не устраивало или я чем-то не угодил, — Александр Леонидович очень много сделал для меня и моей супруги. К этому привели жизненные обстоятельства — у меня сложился второй брак с волейболисткой Натальей Алимовой, двукратным призером чемпионатов Европы, а она тогда перешла из «Ленинградки» в другой клуб. Недавно же вернулся в «Ленинградку», как к себе в семью.

— Работа в чисто женском коллективе имеет свои особенности, не так ли?

— Сейчас вообще очень серьезно поменялось отношение к происходящему спортсменок и спортсменов между 20 и 30 годами, то есть среднего по волейбольным меркам возраста. Люди изменили отношение к себе, стали проявлять больше самоуважения, меньше позволяют всяких излишеств. В мое время мало кто отказывался от простых развлечений — выпить, гульнуть. Сейчас же на кону большие деньги, поэтому спортсмены показывают профессионализм. И требуют соответствующего к себе отношения. Они знают больше, чем мы в свое время. И не все принимают на веру, требуя объяснений. И это, поверьте, не всегда хорошо, ведь без доверия достичь целей тренеру очень непросто.

— А повальное увлечение гаджетами среди молодежи тренировкам не мешает?

— Нет, если правильно определить, когда они уместны в тренировочном процессе. Гаджеты ведь оказывают значительную помощь — спортсмены могут себя снять на тренировке, а затем посмотреть и устранить пробелы в индивидуальном порядке. Также все тренерские разборы волейболисткам присылают на почту — девчонки всегда могут у себя на устройствах изучать, как построены защита и нападение соперников.

— В легкой атлетике важно выйти на пик формы на главном старте сезона, а в игровых видах команда должна быть в тонусе на протяжении всего чемпионата. Получается, дополнительные сложности?

— Понятно, что здесь также тренеру по общефизической подготовке необходимо взаимодействовать с главным тренером, выполняя поставленные задачи и «вписываясь» в систему. Ведь основная нагрузка — волейбольная. При этом к ключевым встречам «Ленинградки» — матчам за «двойные очки» с главными конкурентами в чемпионате и играм в плей-офф — стараемся подвести девчонок в оптимальных кондициях.

— Самая популярная команда Петербурга футбольный «Зенит» располагает солидным медицинским штабом, квалифицированными специалистами по ОФП и все равно частенько страдает от тяжелых травм ведущих футболистов — три игрока только в этом году порвали крестообразные связки колена. Почему так происходит?

— Знаю ситуацию с «Зенитом» достаточно близко, там работают мои хорошие знакомые. В футболе своя специфика — большие контракты, эмоции, обиды. Конечно же, деньги очень сильно влияют — кто-то бережет себя, чтобы не получить травму и без проблем уйти в другой клуб, кто-то, наоборот, слишком выкладывается, дабы не потерять место в составе. Что же касается обилия повреждений, то даже при правильной подготовке они неизбежны. В любом виде спорта, будь то легкая атлетика, футбол или фигурное катание, спортсмена постоянно выводят «на острие бритвы», к пределу организма. Шаг в ту или иную сторону — и все: ты упал и порезался, то есть травмировался. Конечно, правильное восстановление, упражнения, психологический климат, питание, логистика переездов очень важны, но и они не дают стопроцентной гарантии.

— По ходу прыжковой карьеры сами занимались собственным восстановлением?

— После моей первой Олимпиады в 1992-м в Барселоне на протяжении года ездил по стартам самостоятельно и начал создавать вокруг себя команду — тренер, доктор, массажист, которым платил зарплату. Причем тренер Александр Оковитый ездил со мной на сборы вместе с супругой — таково было его условие, а я в свою очередь прописывал это в контрактах с национальной федерацией. Благодаря поддержке команды всегда получал медицинскую, психологическую и техническую помощь. По тем временам такой подход был ноу-хау, было всего две группы — у меня и Радиона Гатауллина.

Не могу не вспомнить и условия в СССР. Мы были тогда впереди планеты всей как раз благодаря серьезной медицинской работе. Когда в 1983-м попал в юниорскую сборную страны, у нас порой перед тренировкой брали кровь, а сразу после занятия выдавали результаты. Пловцы тренировались с разрезанной мочкой уха, у них чуть ли не после каждого километра брали кровь, анализировали и практически в режиме онлайн делали корректировки в подготовительном процессе. Всех кандидатов в сборную два раза в год «закрывали» на углубленное медицинское обследование, по три дня ликвидируя какие-то проблемы со здоровьем на ранних стадиях. Неудивительно, что из моего поколения девять из десяти человек добивались успехов на международной арене, становились как минимум призерами чемпионатов мира и Европы. А к базовым результатам нашей первой десятки в прыжках с шестом так до сих пор никто и не приблизился.

— Такое впечатление, что тогда шестиметровый рубеж преодолевали чаще, чем сейчас. Почему результаты не растут?

— Понимаете, технологии в прыжках с шестом не улучшились, прибавлять можно только за счет селекции и усовершенствования методик тренировок. А в СССР, как и в ГДР, легкая атлетика в технических видах была очень продвинута. В свою очередь американцы доминировали в скоростно-силовых видах за счет преимущества темнокожих ребят в физиологии.

— Справедливо ли назвать ваши времена «эпохой Сергея Бубки»?

— Да, только с одной оговоркой. Это была «эпоха Бубки и компании». Потому что без конкуренции, без спортсменов, подгоняющих сзади, Бубка вряд ли достиг бы того, чего он в итоге добился. Отмечу моего друга Гатауллина, первым в закрытых помещениях прыгнувшего за шесть метров. После этого Сергей словно с цепи сорвался. Я разговаривал с его тренером Виталием Петровым, так он рассказывал, что Бубка начал тренироваться просто неистово. В том летнем сезоне он выдал целую серию мировых рекордов, причем первый установил уже в мае, что по меркам нашего вида спорта — невероятное достижение. Вообще для прыгунов Бубка был как красная тряпка. Все понимали, что обыграть его дорогого стоит. И мне приятно, что стал одним из немногих, кто побеждал Бубку на крупных турнирах несколько раз.

— Можете сравнить Бубку и Елену Исинбаеву? И как вообще относитесь к женским прыжкам?

— Хорошо отношусь. Женские прыжки приятны глазу, красивы. В последние годы смотрел довольно много женских прыжков — мужчины в Петербурге не радовали, а у моего друга дочка хорошо прыгает — Полина Кнороз, она сейчас перебралась в Москву. А Исинбаева по таланту объективно превосходила Бубку. Сергей Назарович обладал феноменальным характером, умением настроить себя и людей вокруг на достижение результата, а также потрясающей стабильностью. Он во всех компонентах был хорош, надежен, без слабых звеньев. А Исинбаева была очень сильно одарена. В свои лучшие годы она опережала соперниц по результатам на 20 — 30 сантиметров, это просто пропасть. У Бубки такого преимущества никогда не было.

— Какие у вас с ним были отношения?

— Очень хорошие. Перед Олимпиадой-1992 он пригласил меня к себе в тренировочную группу, позвал на соревнования «Звезды шеста», где я стал третьим и получил в качестве призовых 500 долларов. Сейчас это может звучать смешно, но на эти деньги я три-четыре месяца готовился к Олимпиаде в Барселоне. Так что Бубка, можно сказать, стал спонсором моей подготовки к Играм. Последний раз мы виделись в 2006-м, сейчас он стал большим чиновником — вице-президентом Международной ассоциации легкоатлетических федераций и членом МОК. Просто не пересекаемся.

— Вы на обеих олимпиадах, и в Барселоне и через четыре года в Атланте, проигрывали «золото» только по попыткам. Считаете те серебряные медали успехами или все же неудачами?

— Меня подвело то, что я неправильно ставил перед собой задачи и цели. Сейчас-то понимаю, в чем причина моих ошибок на олимпиадах. Конечно, поначалу я воспринял «серебро» Игр-1992 как космический успех. Но победа была близка, требовалось только прыгнуть 5,85. Однако Макс Тарасов ее пропустил, а я в эйфории последовал его примеру. Что касается Атланты, то там я готов был прыгать выше шести метров. И ставил своей задачей борьбу с Бубкой как раз на этой высоте. Никто даже не представлял, что он травмирует ахилл и вылетит из числа претендентов. Но если его проблемой стала нелепая травма, то моей — неправильная цель. Надо было не побеждать Бубку, а выигрывать Олимпиаду. И для этого после взятой планки на 5,92 прыгать на 5,97. Я это не учел, совершив фатальную ошибку.

— Сейчас легкая атлетика в России уже три года находится в международной изоляции. Мы достигли дна?

— Конечно, это дно. Хорошо, что потихоньку начинаем подниматься. Пошли результаты, пусть речь и идет в основном о ярких индивидуальностях. Но главное — появляются одаренные ребята. Чтобы вырастить новое поколение квалифицированных тренеров, понадобится куда больше времени — где-то около четверти века.

— Многие просто не могли представить, что на Играх-2016 в Рио-де-Жанейро не будет легкоатлетической сборной России…

— Это стало настоящей трагедией, ведь, по статистике, 90 процентов атлетов имеют возможность попасть только на одну Олимпиаду. Хотя складывалось ощущение, что люди во Всероссийской федерации легкой атлетики сами пилили сук, на котором сидели. Поэтому я и не пошел работать в систему легкой атлетики, хотя предложения были — и тренировать, и в организационные структуры. После Игр-2000 начались, скажем так, перегибы в системе ухода от допинга. Понятно, что святых в этом деле и раньше не было. Во времена моей спортивной карьеры отношения между Россией и США были достаточно лояльными, мы шли как младшие партнеры. Порой по окончании сезонов выпивали с американцами по паре бокалов чего-то легкого и, смеясь, вспоминали, как где-то кого-то прикрывали. Но чтобы такой беспредел…

— В Атланте, помнится, сборная России также пострадала от допингового «бромантанового скандала», в том числе ваша тогдашняя супруга Марина Транденкова…

— Американцы, видимо, опасаясь, что не выиграют домашнюю Олимпиаду в общем зачете, и спровоцировали этот скандал, по сути, на ровном месте, запретив бромантан буквально накануне Игр. Они стопроцентно лишили девчонок наград в эстафете, а меня, считаю, «золота» в шесте. Ведь все эти события начались перед моими соревнованиями — за двое суток в общей сложности проспал часа четыре и чувствовал себя ужасно.

— Чем сейчас занимается Марина?

— Она тоже тренер по ОФП, работает с теннисистами и фигуристами, мы расстались с ней нормально.

— Ваша нынешняя супруга завершила волейбольную карьеру несколько лет назад. Сейчас она пробует себя на тренерском поприще?

— Да, Наталья тренирует полупрофессиональные и любительские команды в Петербурге. Получается неплохо, так что на ее услуги большой спрос. Хотя, конечно, есть желание поработать в профессиональном волейболе. Но пробиваться «сквозь» мужчин-тренеров тяжеловато. Понятно, что в России меньше тренеров-женщин, чем в Европе. Но они все же есть.

Перейти на сайт СМИ